Оглушённая, уничтоженная, перепуганная Светка торопливо запихнула свои вещи в портфель и выскочила из класса.

Она прибежала домой, захлёбываясь плачем.

— Мама, — умоляла девочка, рыдая, — переведи меня в другую школу, пожалуйста. Я не смогу здесь больше учиться. Они меня все ненавидят…

Но мать, хоть и расстроенная её слезами, всё равно не принимала страдания дочери всерьёз и только отмахивалась:

— Да ты с ума сошла? Как это — взять и перевести?! Да ещё и в разгар четверти… А за Тёмой кто будет присматривать? У меня надежда только на тебя. Что, его тоже прикажешь переводить, вслед за тобой?

Как раз этой осенью младший Светкин брат пошёл в первый класс. И, конечно же, как и в детском саду, у педагогов сразу же начались с ним трудности.

— У нас и так с ним проблемы, дочур, ты знаешь, — с усталой обречённостью вздохнула мама. — Учительница регулярно жалуется на него, он только-только начал привыкать к новому коллективу и стал меньше истерить, а тут, представь себе, его ждёт новый стресс — перевод в новую школу… Неужели тебе не жалко брата? — она скорбно вскинула брови.

— А меня? Меня никому не жалко? — несчастным голосом прошептала Светка. Мама решительно встала, отказываясь поддаваться на эту манипуляцию чувствами.

— Нет, ты даже думать забудь об этом, дорогая, — сказала она с ласковой строгостью. — В конце концов, ты же старше… Ты должна быть умнее и терпимее, должна уступать. Уж потерпи как-нибудь. Всё образуется, вот увидишь, — и, в знак того, что разговор окончен, а тема закрыта окончательно и бесповоротно, мама притянула к себе зарёванную девочку и погладила её по волосам.

Как ни трудно тогда было Светке в это поверить, а всё действительно постепенно устаканилось. Не само собой утряслось, конечно — маме пришлось-таки сходить в школу и извиниться перед учителями за дочкино поведение. Те милостиво согласились простить Светку и не придираться к ней больше за вынужденное долгое отсутствие на занятиях. Каждой учителке, разумеется, пришлось сунуть по дорогой (целых восемь рублей!) коробке шоколадных конфет, чтобы задобрить, а классручке-Грымзе были торжественно вручены ещё и французские духи «Клима» (двадцать пять рублей за флакон). Деньги, впрочем, были взяты из Светкиного гонорара, так что семейный бюджет не пострадал. Подобие худого мира было восстановлено, но Светка всё равно отныне не чувствовала себя в школе свободно. Она знала, что в глубине души и педагоги, и одноклассники не могут простить ей тех злосчастных съёмок и того невероятно прекрасного, счастливого лета, вызвавшего столь лютую и неприкрытую зависть.

Гонорар свой, к слову, Светка всё-таки отдала родителям, так и не решившись ни на одну самостоятельную крупную покупку. Было страшновато — её одолевали предчувствия, что она непременно ошибётся с выбором. В конце концов, Светка никогда прежде не держала в руках таких деньжищ! Ну куда ей покупать телевизоры или велосипеды?! А мама с папой, девочка была в этом свято уверена, потратят её заработок с пользой. В итоге вся эта астрономическая сумма была спущена на ремонт, покупку кое-какой мебели, а также на полное обновление зимнего гардероба всей семьи: пальто для папы с Тёмой, шубки из искусственного меха для мамы и Светки.

Озвучивание фильма состоялось на осенних каникулах, и Светка была этому страшно рада: не пришлось снова пропускать школу. Почти целую неделю она провела в Москве вместе со своими новыми друзьями — Иваном, Мишей, Федей и Юлькой, и ненадолго к ней даже вернулось то ощущение беззаботности и безграничного счастья, которое всецело владело ею в Ялте. К тому же, на киностудию приезжали репортёры из «Советского экрана» и «Пионерской правды» и долго беседовали с детьми, расспрашивая о съёмках, а также о деталях их личной биографии. Светка чувствовала себя невероятно важной шишкой — ну надо же, у неё берут самое настоящее интервью!

В свободное от озвучки время мальчишки на правах коренных москвичей устраивали девочкам экскурсии по городу. Светка твёрдо решила, что, когда вырастет, тоже непременно будет жить в Москве, которая так восхищала и манила её. Юлька, правда, презрительно морщила нос и бубнила что-то вроде: «А вот у нас в Ленинграде…» Но никто не воспринимал её занудство всерьёз. И дураку было ясно, что лучше города, чем Москва, и нет на свете!

Остановились Светка с Юлькой у Романовского. Тот пригласил их пожить к себе запросто, без всяких церемоний, объяснив, что с гостиницей будет больше заморочек, тем более, что девчонки приехали в столицу без сопровождения взрослых. О, беззаботное счастливое время: тогда никому и в голову не пришло бы обвинять режиссёра в каких-то скрытых грязных помыслах по отношению к девочкам. Светка с Юлькой превесело проводили время в огромной четырёхкомнатной квартире Романовского. Светку восхищали интерьеры, на фоне которых даже хоромы тёти Любы Костровой смотрелись блёкло. Жилище Романовского отличалось тем, чего не купишь ни за какие деньги — чувством стиля и внутренним, а не показным, шиком.

Правда, в первый же день пребывания в режиссёрском доме Светка умудрилась, по своему обыкновению, накосячить — рассказывая что-то Юльке и Ивану, она резко взмахнула рукой и сшибла со столика вазу весьма необычного вида — очевидно, старинную и жутко дорогую. Глядя на разлетевшиеся по полу черепки и на страшно побледневшее Юлькино лицо, Светка уже мысленно прикидывала, хватит ли ей киношного гонорара на то, чтобы расплатиться за испорченную редкую вещь. Но в этот же момент Иван громко захохотал и успокоил девчонок: ваза не являлась никакой музейной редкостью, её сделал он сам в третьем классе, в период недолгого увлечения лепкой из глины.

Вернувшись затем в Речной, Светка взахлёб рассказывала родным и друзьям о квартире Романовского: какая там обстановка… и мебель… и какие вкусные обеды готовит домработница тётя Тонечка… Даня ревниво сопел, выслушивая её восторги — ему не нравилось, что Светка слишком уж сдружилась с этим самым Иваном. Радость за подругу смешивалась в нём с обидой, что на волне увлечения своими новыми киношными друзьями Светка невольно задвигает их с Шуриком в тень…

Фильм вышел под самый Новый год, тридцать первого декабря.

Это было любимое Светкино время. Оценки за четверть были давно выставлены, наступили долгожданные зимние каникулы — две недели свободы! Весь их маленький городок был пропитан атмосферой праздника и ожиданием чуда. В магазинах продавались новогодние игрушки, ватные Деды Морозы со Снегурочками, серебристый ёлочный «дождь», разноцветная мишура, бенгальские огни, хлопушки и карнавальные маски.

На московскую премьеру Светка не попала — точнее, её не отпустили родители. Несмотря на то, что приглашения им выслали на всю семью, включая Тёму, мама с папой решили остаться дома. Впрочем, Светка не очень-то и расстроилась. Всё-таки, что ни говори, а негоже нарушать годами устоявшиеся традиции. Новый год — семейный праздник, овеянный домашним теплом и уютом. Тем более, в этот раз выпадал их черёд принимать гостей: в новогоднюю ночь Звёздные ждали у себя семейство Шульман в полном составе и тётю Любу с Шуриком. Девочке, конечно, не терпелось поскорее увидеть себя на большом экране, но она постаралась набраться терпения: рано или поздно все они, так или иначе, увидят «Самое лучшее лето»!